почитать из интернета. рассказы, повести, эссе

[FreedyPinkman 164]

Случай в автобусе

— Молодой человек, передайте за проезд, пожалуйста, — сказала мне женщина с маленьким ребенком на руках, протягивая три монетки.

— Что? – переспросил я, не особо понимая, что происходит.

— Деньги, молодой... ах, ладно. Женщина! Возьмите вот еще!

Мать вытянула руку подальше и вручила деньги кондуктору. Та оценивающе посмотрела на нее и на ребенка, затем сказала:

— Мальчику сколько лет?

— Четыре. Да, Игорек? – обратилась мама, улыбаясь. Мальчик кивнул.

Кондукторша оторвала от ленты два билета и повернулась ко мне.

— Платите, молодой человек.

— Сколько? – спросил я, подняв глаза на эту полную женщину.

— Пятнадцать, — ответил мне голос откуда-то справа. Я повернул голову.

Там сидел парень, примерно мне ровесник, лет двадцати трех или двадцати пяти в темных очках, с длинной челкой, зачесанной набок, в длинных джинсах, широкой спортивной куртке, в которую могла бы вся Земля влезть, и кепке. Вид такой, прямо сказать, гопнический. Он закурил. Я ожидал, что ему скажут привычное: «В общественном транспорте не курят! Вы не видите, здесь ребенок!», — но ничего не последовало.

— Пятнадцать? – переспросил я.

Парень выпустил колечко дыма и кивнул головой.

— Ага.

Я полез в карман. Нащупав там всего две монетки, я искренне надеялся, чтобы они были по десять и пять рублей, но увы: десять и два.

— У меня... у меня только двенадцать.

Кондукторша возмущенно посмотрела на меня.

— Как это только двенадцать? Куда Вы дели еще три? Ищите! Ищите, а то билет не дам! Придет контролер и ссадит Вас, не будет Вам покоя!..

— Тише, тише, мать, — произнес мой сосед, залезая в карман своей необъятной куртки и доставая оттуда заветных три рубля. – Держи. Считай, что он сам расплатился.

Она, сощурившись, грозно глянула на попутчика, но затем успокоилась и пошла дальше по салону автобуса. Парень протянул мне руку.

— Иннокентий, — сказал он, шмыгнув носом.

Я чуть поморщился, но ответил на его рукопожатие.

— Саша.

— Санька, значит... – произнес он. – Ну будем знакомы.

— Да...

В воздухе повисла неловкая пауза. Надо сказать, я вообще не сторонник случайных знакомств, тем более с такими «слишком выбивающимися» людьми.

— А что с тобой случилось? – вдруг спросил он.

— Со мной? Случилось? Ничего со мной не случилось.

— Ну!.. – взвыл он. – Не происходило ли с тобой сегодня что-то странное? Не падал, там... иголки не глотал?..

— Все в порядке? – справился я. Он не в своем уме?

— Да в своем я уме, в своем! – прокричал он. – Да, я слышу твои мысли. Не смотри на меня, как баран на новые ворота!

Он внезапно вскочил, а затем так же резко сел. Я вдруг начал понимать, о чем он говорит.

— Э-э-э... ну... я шел к остановке, вдруг на меня выехала машина, чуть не сбила, но я успел отскочить и пошел дальше.

— А-а-а, — протянул он и расслабился. – Так вот в чем дело.

— Что? О чем речь?

— Ты умер, Санька. Как ни прискорбно и ни странно говорить, но ты умер. Тебя машина сбила. А сейчас я разговариваю с твоей душой. Ты думаешь, что ты жив, но на самом деле то, как ты увернулся от машины – галлюцинация.

Сказать, что я удивился – ничего не сказать. Умер? Душа? Что?

— Нет, это не бред, поверь мне! – воскликнул он и, нагнувшись к моему уху, прошептал: — Скажу тебе по секрету, здесь все мертвые.

Если бы я что-то пил или ел, я бы уже давно этим подавился. Пока я переваривал в голове то, что только что услышал, Кеша выпускал одно колечко дыма за другим.

— И что?.. Прям все-все мертвые?.. – едва слышно прошептал я.

— Прям все-все, — согласился он.

— Эх...

Я перевел взгляд на сидящих рядом женщину и четырехлетнего Игорька.

— И они?.. – прозвучал мой голос, и я, мотнув головой, указал на них.

— И они, — грустно произнес Кеша. – Жаль, конечно, но...

— Но что?

— Но только она сама это сделала. У нее долги, обязательства, тяжко ей. А сынок у нее один из всех остался. Терять нечего. Решила и на себя, и сразу на сынка руки положить.

Я бросил взгляд на несчастную женщину. И правда, изрезанные руки тряслись, лицо, покрытое маленькими пятнами, чем-то походило на звериное. Вдруг ее взор, дикий, посмотрел на меня. И не увидел. Рассеянное внимание, ничего не замечает.

А маленький мальчик сидел у нее на руках и играл с какой-то крошечной синей машинкой. Эх, бедное дитя. В чем же ты виновато?!..

— Ни в чем, — тут же поступил ответ. – А вот его мамаша за убийство невинного ребенка здорово поплатится. Спроси ее, какой номер ее остановки.

— Женщина?..

Я дернул ее за руку. Резко рассеянный взгляд стал четко сфокусированным.

— Что Вам, молодой человек?

— Вы на какой остановке выходите? Кажется, приедем скоро.

— О, можете не беспокоиться. Мне еще долго ехать. Моя остановка — А-19, если Вам так интересно.

Я отвернулся, а женщина вновь уставилась в окно.

— Вишь? – спросил Кеша. – А-19! Расшифровывается, как девятнадцатый вход в Ад.

Меня передернуло.

— Ад? То есть мы едем в Ад? И я туда же?..

Как-то искренне мне не хотелось в Ад.

— Да ладно тебе, расслабься. Это она едет в тот самый Ад, где страшные муки, терзания, и все такое. А, например, ее сынишка едет на остановку Р-15.

— Рай, пятнадцать?

— Именно! Всего входов и в Рай, и в Ад двадцать. Чем старше номер, тем или лучше, или страшнее, соответственно. Но, как правило, в Ады с тринадцатого по двадцатый самые отпетые попадают. Не боись!

— А я куда?..

— А ты...

Он взял билетик из моей руки и сказал:

— Смотри же, черным по белому: Р-3 с пересадкой на А-1.

Иннокентий посмотрел на меня так, будто рассказал, сколько букв в алфавите. Т.е. будто ничего сложного в его речи не прозвучало.

— И?.. – спросил я.

— И, и... Что и? Сначала в первый вход в Ад, помучаешься, что тогда соседку свою, Матрону Дмитриевну, старой каргой назвал, и отправишься в свой Рай.

Я стал возмущаться по поводу того, что Матрона Дмитриевна и правда была женщина немолодая и сварливая, и вполне заслуживала такого именования, но фраза «Небесному суду виднее!» остановила все мои порывы.

— Да ты не переживай, — начал Кеша, — не один ты здесь сразу в два пункта едешь!

Он небрежно указал пальцем на мужчину лет сорока, низкого, невзрачного, с толстыми линзами в очках, на коленях у которого стоял портфель. Мужчина то и дело поглядывал на часы.

— Видишь его? Угадай с трех раз, куда торопится?

— На работу?

— Именно. Офисный клерк. Сидит и думает, — в этот момент едва заметный шепот мужчины и слова Кеши стали звучать в унисон, — «И почему этот автобус едет так медленно? Нельзя ли побыстрее, уважаемый? Так. Отчеты взял? Взял, да. Сам собирал. Ах. Эх. А планиро... Взял, да. А?.. Да, и его тоже. И почему так долго? Я опаздываю на совещание! И почему мне никто не звонит? А что, если... Да нет, не может быть, я все тщательно спланировал. А вдруг... Вдруг они поняли, куда пропали те пятьдесят тысяч? А вдруг кто поймет, откуда у меня вдруг деньги появились? А вдруг?..

И вся голова клерка была занята подобными мыслями.

— Своровал, поэтому тоже в Ад, — вынес вердикт Кеша. — Но пошибче, чем у тебя будет, уже не первый вход, а пятый. Посерьезнее. А потом отмучается, и тоже в Рай. Скудный Рай первой степени. Будет вновь сидеть на работе своей, в Раю. Ему ведь не нужно ничего другого, у него ничего и нет. Жены нет, детей нет... А мама ему уже и так надоела, не для Рая она. А, да, и за надоедание тоже помучается в Раю наш мужичок.

Я усмехнулся. Почему-то меня вдруг разобрало безумное любопытство.

— А как он умер?

— Он? А... Да на него кирпич упал из окна. Путь хотел срезать, пошел через стройку. Там на него и... Хоть смерть оригинальная, да. Ведь скучный он до ужаса.

Кеша оказался удивительно циничным. Глядя на него, невозможно было сказать, что этот «гопник» мог так рассуждать и выносить приговоры.

Вдруг парень встал, открыл форточку, выкинул туда окурок своей сигары и присел назад.

— Кеша, — тихо сказал я.

— Чего тебе?

— А расскажи еще про кого-нибудь!

— Весело тебе?

— Ну... так... интересно...

— Ну, чтобы особенно над чужими смертями не смеялся, вон, — он показал рукой на другого молодого человека, усердно что-то набиравшего на телефоне, — смотри. Видишь?

— Тот, что с телефоном?

— Да, он самый.

Я перевел взгляд с парня на Кешу и обратно.

— В отличие от клерка, по этому пареньку немало слез-то прольется. Видишь, он набирает что-то? С девушкой своей переписывается...

— Я не знал, что тут есть связь, — промямлил я.

— А ее и нет. А интернет с перебоями, да ловит. Знаешь, почему? Потому что ему еще рано умирать.

— Че-т как-то... нелогично... – смутился я.

— Ну смотри: с тобой все понятно, тебя машина сбила. Не растяпивай глазенки, ежу понятно, что машина сбила. А он... А он в поезде сейчас. Через пару минут поезд с рельс сойдет. Паренек появился здесь, как только в поезд сел. Тогда, когда гибель стала неизбежна. А пока он еще в поезде, там даже ловит что-то, некие остатки интернета и связи.

Вдруг парень вскочил на ноги и вытянул руку вверх.

— Вишь? – продолжил Кеша. – Поезд сошел. Пропала связь. Не дождется она...

— Она?

— Паренек-то к даме своей ехал. Да вот не доехал...

— И что теперь?

— Что, что... Все просто. Или она появится здесь через несколько часов, или через несколько лет. Вслед за ним, или жизнь проживет. Прозаично, не правда ли?

Я несмело кивнул.

Вдруг автобус остановился.

— Смотри, ща мясо будет, — восторженно воскликнул Кеша.

Меня удивила его фраза и «прошаренность», но ничего говорить я не стал.

В салон автобуса вошла еще одна женщина, лет пятидесяти-пятидесяти пяти.

— Билетики предъявляем, — произнесла она.

— Кто это? – спросил я.

— Контролер! Проверяет, всем ли соответствуют их билеты.

В этот момент контролер подошла к молоденькой девушке, лет семнадцати, не больше. Огромная копна седых волос девушки была увенчана небольшими кошачьими ушками.

— Смотри на нее, смотри! – воскликнул Кеша, с упоением наблюдавший за всем происходящим.

Женщина посмотрела на девушку.

— Мадемуазеля, — произнесла она. – Поднимите голову вашу!

Девушка подняла большие глаза. Линзы делали их еще больше, кольцо в губах придавало какой-то поражающий вид.

— Встаньте, мадемуазеля.

Девушка встала с сиденья, вышла в проход.

— Смотри, картинка! Берцы, колготки в сетку, цепи, кожа, миниюбка, майка с вырезом до середины живота!.. Ух!.. Люблю, когда такие попадаются. Редкий случай!

Я стал так же внимательно смотреть за действиями двоих. Женщина смерила презрительным взглядом девушку, вырвала из ее рук билет, где красовалось «Ад-2, Рай-2».

— Девушка, Вам не положено в Рай. Вас не пустят.

— Что? В смысле?

— Вид неподходящий!

Женщина достала из сумки печать, дыхнула на нее и прижала к билетику, после чего спокойно пошла дальше.

— И?.. Что теперь?.. – не понимал я.

— И теперь у нее написано на билетике «Аннулировано». То есть будут переопределять ее судьбу. Вид, конечно, странный фактор, но это Рай, туда в таком образе не пустят.

Я хмыкнул. Даже здесь униформа.

Медленно, одного за другим, контролерша проверила у всех билетики. Мой отчего-то тоже вызвал у нее вопрос, но, глянув на Кешу, она кивнула и вернула мне бумажонку назад неизменной.

В конце концов проверены были все. Кроме Иннокентия. Остановившись на какой-то неведомой остановке, автобус отпустил контролера в свободное плавание. А мой сосед так и остался непроверенным.

— А почему она на тебя не стала смотреть?

— А что ей проверять меня? Я здесь не первый раз.

— Как это? – удивился я.

— А ты думаешь, откуда я столько знаю про все эти станции, билеты, мысли людские читаю к тому же? Я... как бы тебе объяснить... некто вроде Харона... Провожаю людей в мир иной, так сказать, слежу за порядком. Контролерша и кондуктор – они как куклы. Ходят, чтобы меня не было заметно.

— Они тебя не видят? – я указал рукой на всех сидящих.

— Видят. Но не замечают. А за тебя платить пришлось, вот я и «ожил». Попал в поле зрения.

— Хм, неплохо, неплохо, — усмехнулся я.

— Вот такая профессия. На самом деле, это мама с батей пристроили, я б сам сюда ни за что б не попал.

— А кто твои родители?

Кеша хмыкнул.

— Сам как думаешь? Мама – Сатана, папа – Бог. Все логично.

Он пожал плечами. Вдруг я схватился за голову. Немыслимая боль дробила ее надвое.

— Тихо! Что с тобой?

Кеша подскочил ко мне.

— Что? Голова?

Вдруг он сделал шаг назад в растерянности.

— Неужели? Да ладно? У тебя получилось?

— Что? – проорал я.

Все завертелось перед глазами. «Остановка А-1», — было последним, что я услышал.

***

— Берегись! – прокричал кто-то со спины, когда я едва увернулся от наезжающей машины.

Спасен! Жив! Все-таки получилось! Вот, о чем он говорил!

Я вдруг задрожал, а затем, успокоившись, уверенно пошел дальше.

Смс-ка. От сестры. Она жила в другом городе, чуть ли не в тысяче километров от меня. «Привет, Сашка! Представляешь, ко мне сегодня Вадим приедет! Я так ждала, так ждала! Эх, Санька, я так рада! Лови фотку!». Дальше следовала прикрепленная фотография, где моя сестра была изображена с каким-то молодым человеком. Собственно, секундного размышления хватило, чтобы узнать в нем того самого парня из автобуса, что «должен был ехать на поезде».

«Вызов: Сестра».

— Алло, Катя? Катя! Быстрее! Не спрашивай, зачем или почему! Просто слушай и делай, что говорю! Меняйте бегом билеты на ваш дурацкий поезд! Не спрашивай, откуда знаю про поезд! Просто! Вадим твой не должен на нем ехать! Сама спасибо скажешь! Быстрее!

Через пару минут пришел ответ все той же смс-кой (Катя отчего-то предпочитала общаться именно письмами): «Хорошо. Поменяно. В последнюю минуту. Взял на попозже. Что такое случилось?».

Через час узнаешь, Катя, что же такое случилось. А точнее, случится.

Между тем я быстро подошел к остановке. Толпу усердно расталкивал какой-то маленький невзрачный мужчинка.

— Стойте! Вы! Вы папку забыли! И я знаю, откуда у Вас деньги!

Мужчина остановился и, обернувшись, стал искать источник крика. Думаю, прошло достаточно времени, чтобы кирпич пролетел раньше и не попал ему на голову. Ну и хватит с него. Не найдя кричавшего, мужчина развернулся. Прямо перед его носом захлопнулись двери автобуса.

Но мой путь лежал дальше. «Дойду до следующей остановки, не перетружусь», — думал я и шел дальше.

— Эй, пацан, стой! – окликнул меня сзади кто-то. Я обернулся. Парень с длинной челкой, закинутой набок, в огромной спортивной куртке, джинсах клеш и с темными круглыми очками на носу, двигался ко мне уверенным шагом. Подойдя ко мне, он знакомым голосом спросил:

— Библиотека имени Ленина здесь недалеко?

— Метров триста налево, потом направо и через дом, на углу, будет она, — рассказал я.

— Спасибо, пацан. По-братски выручил! А то уже плутаю тут битый час, все никак не найду.

Я улыбнулся.

А вон и остановка! И автобус, что интересно, сразу подъехал нужный. Я сразу же запрыгнул в него и, провернувшись вокруг поручня, приземлился на сиденье у двери. Вон, спереди сидит та седоволосая...

— Молодой человек, передайте за проезд, пожалуйста, — сказала мне женщина с маленьким ребенком на руках, протягивая три монетки.

— Это вы! Я вас искал! Помните, как бы страшно и тяжело ни было, все можно пережить. Жизнь идет, жизнь меняется. Как бы что ни казалось безвыходным, помните, что выход есть всегда!

Она изумленно посмотрела на меня.

— Передайте... пожалуйста... – пролепетала она, не отрывая от меня глаз. Я передал деньги подошедшему кондуктору и вернул женщине билет.

— Платите, молодой человек, — прозвучал надо мной грозный голос.

— Сколько? – спросил я, подняв глаза на эту полную женщину.

— Пятнадцать.

Я полез в карман. Пять монет: десять, два, два и пара по пятьдесят копеек. В аккурат.

В моей руке очутился маленький кусок бумажки: 237408.

Счастливый.

Изменено 19 февраля, 2017 пользователем cocaine

[cocaine 4 966]

странно, что автора не найти. вброшено в ноябре и тишина. 

повесть норм, жаль только что закончена как сказка. в жизни он бы и парня сестры подставил под нужный поезд, и клерка в аккурат под кирпич попридержал. 

сказки тоже хорошо

[cocaine 4 966]

 

Зачем Смерти коса.

Ещё одна история найденная в интернете. Я решил что она удостаивается чести быть прочитанной вами.

— Вы — кузнец?

Голос за спиной раздался так неожиданно, что Василий даже вздрогнул. К тому же он не слышал, чтобы дверь в мастерскую открывалась и кто-то заходил вовнутрь.

— А стучаться не пробовали? — грубо ответил он, слегка разозлившись и на себя, и на проворного клиента.

— Стучаться? Хм… Не пробовала, — ответил голос.

Василий схватил со стола ветошь и, вытирая натруженные руки, медленно обернулся, прокручивая в голове отповедь, которую он сейчас собирался выдать в лицо этого незнакомца. Но слова так и остались где-то в его голове, потому что перед ним стоял весьма необычный клиент.

— Вы не могли бы выправить мне косу? — женским, но слегка хрипловатым голосом спросила гостья.

— Всё, да? Конец? — отбросив тряпку куда-то в угол, вздохнул кузнец.

— Еще не всё, но гораздо хуже, чем раньше, — ответила Смерть.

— Логично, — согласился Василий, — не поспоришь. Что мне теперь нужно делать?

— Выправить косу, — терпеливо повторила Смерть.

— А потом?

— А потом наточить, если это возможно.

Василий бросил взгляд на косу. И действительно, на лезвии были заметны несколько выщербин, да и само лезвие уже пошло волной.

— Это понятно, — кивнул он, — а мне-то что делать? Молиться или вещи собирать? Я просто в первый раз, так сказать…

— А-а-а… Вы об этом, — плечи Смерти затряслись в беззвучном смехе, — нет, я не за вами. Мне просто косу нужно подправить. Сможете?

— Так я не умер? — незаметно ощупывая себя, спросил кузнец.

— Вам виднее. Как вы себя чувствуете?

— Да вроде нормально.

— Нет тошноты, головокружения, болей?

— Н-н-нет, — прислушиваясь к своим внутренним ощущениям, неуверенно произнес кузнец.

— В таком случае, вам не о чем беспокоиться, — ответила Смерть и протянула ему косу.

Взяв ее в, моментально одеревеневшие руки, Василий принялся осматривать ее с разных сторон. Дел там было на полчаса, но осознание того, кто будет сидеть за спиной и ждать окончания работы, автоматически продляло срок, как минимум, на пару часов.

Переступая ватными ногами, кузнец подошел к наковальне и взял в руки молоток.

— Вы это… Присаживайтесь. Не будете же вы стоять?! — вложив в свой голос все свое гостеприимство и доброжелательность, предложил Василий.

Смерть кивнула и уселась на скамейку, оперевшись спиной на стену.

Работа подходила к концу. Выпрямив лезвие, насколько это было возможно, кузнец, взяв в руку точило, посмотрел на свою гостью.

— Вы меня простите за откровенность, но я просто не могу поверить в то, что держу в руках предмет, с помощью которого было угроблено столько жизней! Ни одно оружие в мире не сможет сравниться с ним. Это поистине невероятно.

Смерть, сидевшая на скамейке в непринужденной позе, и разглядывавшая интерьер мастерской, как-то заметно напряглась. Темный овал капюшона медленно повернулся в сторону кузнеца.

— Что вы сказали? — тихо произнесла она.

— Я сказал, что мне не верится в то, что держу в руках оружие, которое…

— Оружие? Вы сказали оружие?

— Может я не так выразился, просто…

Василий не успел договорить. Смерть, молниеносным движением вскочив с места, через мгновение оказалась прямо перед лицом кузнеца. Края капюшона слегка подрагивали.

— Как ты думаешь, сколько человек я убила? — прошипела она сквозь зубы.

— Я… Я не знаю, — опустив глаза в пол, выдавил из себя Василий.

— Отвечай! — Смерть схватила его за подбородок и подняла голову вверх, — сколько?

— Н-не знаю…

— Сколько? — выкрикнула она прямо в лицо кузнецу.

— Да откуда я знаю сколько их было? — пытаясь отвести взгляд, не своим голосом пропищал кузнец.

Смерть отпустила подбородок и на несколько секунд замолчала. Затем, сгорбившись, она вернулась к скамейке и, тяжело вздохнув, села.

— Значит ты не знаешь, сколько их было? — тихо произнесла она и, не дождавшись ответа, продолжила, — а что, если я скажу тебе, что я никогда, слышишь? Никогда не убила ни одного человека. Что ты на это скажешь?

— Но… А как же?…

— Я никогда не убивала людей. Зачем мне это, если вы сами прекрасно справляетесь с этой миссией? Вы сами убиваете друг друга. Вы! Вы можете убить ради бумажек, ради вашей злости и ненависти, вы даже можете убить просто так, ради развлечения. А когда вам становится этого мало, вы устраиваете войны и убиваете друг друга сотнями и тысячами. Вам просто это нравится. Вы зависимы от чужой крови. И знаешь, что самое противное во всем этом? Вы не можете себе в этом признаться! Вам проще обвинить во всем меня, — она ненадолго замолчала, — ты знаешь, какой я была раньше? Я была красивой девушкой, я встречала души людей с цветами и провожала их до того места, где им суждено быть. Я улыбалась им и помогала забыть о том, что с ними произошло. Это было очень давно… Посмотри, что со мной стало!

Последние слова она выкрикнула и, вскочив со скамейки, сбросила с головы капюшон.

Перед глазами Василия предстало, испещренное морщинами, лицо глубокой старухи. Редкие седые волосы висели спутанными прядями, уголки потрескавшихся губ были неестественно опущены вниз, обнажая нижние зубы, кривыми осколками выглядывающие из-под губы. Но самыми страшными были глаза. Абсолютно выцветшие, ничего не выражающие глаза, уставились на кузнеца.

— Посмотри в кого я превратилась! А знаешь почему? — она сделала шаг в сторону Василия.

— Нет, — сжавшись под ее пристальным взглядом, мотнул он головой.

— Конечно не знаешь, — ухмыльнулась она, — это вы сделали меня такой! Я видела как мать убивает своих детей, я видела как брат убивает брата, я видела как человек за один день может убить сто, двести, триста других человек!.. Я рыдала, смотря на это, я выла от непонимания, от невозможности происходящего, я кричала от ужаса…

Глаза Смерти заблестели.

— Я поменяла свое прекрасное платье на эти черные одежды, чтобы на нем не было видно крови людей, которых я провожала. Я надела капюшон, чтобы люди не видели моих слез. Я больше не дарю им цветы. Вы превратили меня в монстра. А потом обвинили меня во всех грехах. Конечно, это же так просто… — она уставилась на кузнеца немигающим взглядом, — я провожаю вас, я показываю дорогу, я не убиваю людей… Отдай мне мою косу, дурак!

Вырвав из рук кузнеца свое орудие, Смерть развернулась и направилась к выходу из мастерской.

— Можно один вопрос? — послышалось сзади.

— Ты хочешь спросить, зачем мне тогда нужна коса? — остановившись у открытой двери, но не оборачиваясь, спросила она.

— Да.

— Дорога в рай… Она уже давно заросла травой.

темы больше не плоди, плз, пость тут. название сменил

[Lisenok 87]

Мне просто нечего сказать.....тронуло...ну вас....чет аш пистец...

[Migelxl 16 624]

Спизженно:

Тронуло.....

Поплавок нагло дремал, демонстрируя полную солидарность с уснувшим под мягким солнцем ветерком. Рыба, чуя опасность, обходила крючок стороной, предпочитая обшаривать скудные заросли речной травы подальше от берега. Тишина вокруг была непроницаемой, словно мир набили ленивой, дрожащей как призрачное желе, прозрачной ватой.

«Наверно, на червя можно было бы что-нибудь поймать. Не то, что на пустой крючок», - грустно подумала Смерть, неспешно и без всякого смысла подергивая удочку. Увы, ловля на червяка для нее была абсолютно невозможна. Любая живность, оказавшись в руке Смерти, вела себя так, как и должна была вести себя в руке смерти – умирала мгновенно и безропотно.

Смерть попыталась в очередной раз представить резкий нырок поплавка, упругое сопротивление попавшейся добычи, радость удавшейся рыбалки… Впрочем, рыба сама по себе была не интересна. Покой – вот что было по-настоящему важно. Редкие минуты покоя, безмятежности – это больше всего понравилось Смерти в единственном разумном, как ей казалось, изобретении человечества. Пожалуй, она и сама не смогла бы вспомнить, когда впервые удосужилась провести выходной у реки, - помнила лишь, что крючок был костяной, - но занятие это неожиданно понравилось, принеся настоящий отдых от постоянных хлопот.

Сегодня долго половить рыбку не удастся. До начала работы осталось чуть меньше часа из двух, доставшихся ей совершенно случайно. Видимо, сегодняшняя лень в природе способствовала перерыву в убийствах, несчастных случаях и прочих сверхурочных мероприятиях.

За спиной послышались шаги. Смерть быстро оглядела себя. Все в порядке, для всех она сейчас – обычная темноволосая девушка в белой футболке и джинсовых шортах с бахромой.

- Не помешаю? – послышался сзади негромкий, спокойный голос.

Смерть обернулась. Мужчина. Лет шестидесяти. «Шестьдесят четыре без малого» - тут же поправилась Смерть автоматически.

- Простите великодушно, барышня, но я всегда на этом месте ловлю, – улыбнулся подошедший. - Ничего, если сегодня мы вместе порыбачим?

- Пожалуйста. Мне все равно уходить скоро.

- Как улов? – поинтересовался мужчина, неспешно разматывая удочку.

- Не клюет, - коротко сказала Смерть.

- Не может быть! Здесь всегда хороший клев. Вы на что ловите?

- На хлеб, - ответила Смерть, вытаскивая из воды голый крючок. – Опять без толку съели! – притворно возмутилась она.

- Нет, девушка, на хлеб здесь ничего не поймаете. Только на червя! Никак иначе! Поверьте старому рыболову, - улыбнулся мужчина, демонстрируя банку с деликатесом, по его мнению, самым популярным в этой части реки.

- Я боюсь червей, - потупилась «девушка».

- Вот те раз! Одной на реке не боитесь, а червяка, стало быть, испугались?

Смерть сокрушенно пожала плечами.

- Ну, ничего, признаюсь без ложной скромности, я червей боюсь меньше, чем недовольства супруги. Хотите, я вам наживлю?

- Хочу, - невольно улыбнулась Смерть.

- Николай Григорьевич, - представился мужчина, выбирая червячка поаппетитнее. – Заслуженный пенсионер, - добавил он. – Потому «заслуженный», что пенсию свою заслужил честно. С четырнадцати лет трудовой стаж. Так-то вот!

- Настя, - почему-то назвала Смерть теплое человеческое имя.

- Вот, совсем другое дело! – довольно сказал заслуженный пенсионер, любуясь наживкой, возмущенно извивающейся на крючке. – Забрасывайте, Настенька!

«Настенька» взмахнула удилищем. Поплавок нырнул далеко от берега, радостно вынырнул и напряженно застыл, словно прислушиваясь к чему-то. Смерть тоже застыла в азартном ожидании. Неужели? Неужели это возможно?

Поплавок еще немного поторчал на поверхности, скучая, потом резко, без криков о помощи, ушел под воду.

- Подсекай! – не выдержал Николай Григорьевич.

Смерть дернула удочку вверх. Всем своим существом она почувствовала, как на другом конце бьется, отчаянно сопротивляясь, долгожданная добыча. Впервые человеческое словечко «кайф» наполнилось для нее смыслом. Вот это охота! Не то, что на работе – пришла, взглянула, забрала жизнь и ушла. Как это говорят: «пришел, увидел, получил»? Сопротивление – вот что возбуждает по-настоящему!

Николай Григорьевич суетился вокруг, скорострельно давая массу наверняка полезных, но не услышанных советов. В воде сверкнуло серебро, и окунь, граммов на триста, взлетел в воздух, вытащенный в чуждую среду суровой, беспощадной рукой.

- О-ох! – выдохнула Смерть, с горящими глазами рассматривая свою первую рыболовную удачу.

- Молодчина! Молодец, Настенька! – по-детски радовался пенсионер. – Я же говорил: на червя надо, на червя!

- Николай Григорьевич, а вы не поможете мне снять его с крючка? – спросила вдруг «Настенька», пряча глаза.

- Этого вы тоже боитесь?

- Да. Тоже боюсь.

- Странный вы рыболов, Настенька. Как же можно любить рыбалку, и при этом всего бояться?

- Так я в основном атмосферу рыбалки люблю. Покой. Тишину.

- Понимаю. Да, атмосфера на рыбалке особая, ни с чем не сравнимая. – С готовностью подтвердил Николай Григорьевич, снимая окуня с крючка. – Куда вам его? – спросил он, пытаясь отыскать взглядом какой-нибудь судок.

- А возьмите его себе. – Вдруг предложила его компаньонка, снова пряча глаза. – У меня на рыбу аллергия.

- Странный вы все-таки рыболов, - задумчиво произнес Николай Григорьевич. – Может, подарите кому?

- Вот вам и подарю, - улыбнулась Смерть. – А вы мне за это еще червячка подарите. Идет?

- Идет, - серьезно ответил заслуженный пенсионер, протягивая руку.

Смерть сделала шутливый реверанс, стараясь держаться подальше от протянутой руки.

Николай Григорьевич рассмеялся и взялся за наживку.

Клев и в самом деле оказался неплохим. Оба рыболова то и дело вытаскивали сопротивляющихся сверкающих рыбин на белый свет. Смерть дрожала от азарта, попутно слушая рыбачьи байки, которые умело рассказывал ей новый знакомый.

- А знаете, Настенька, о чем я всю жизнь мечтаю? – спросил он внезапно.

Смерть вопросительно подняла брови.

- Я мечтаю о том, чтобы поймать настоящую рыбину. Большую! – он широко развел руки в стороны, демонстрируя размеры «настоящей» рыбы. – Я ведь никуда из нашего города не уезжал ни разу. Да, да! Так как-то жизнь сложилась. Здесь родился после войны, здесь вырос, женился. Дети мои тоже здесь живут, - так бы хоть к ним в гости ездил… А так хочется поехать на Север и поймать семгу. Семгу, представляете? Настоящую семгу. У нас ведь крупнее щуки ничего не взять. Да и та мелкая, как и речка наша. Ну, может, и доведется еще семгу поймать-то? А? Как вы думаете?

- Конечно, доведется! – убежденно ответила Смерть и присмотрелась внимательнее к собеседнику… Яркий солнечный день потускнел в ее глазах. Прозрачная вода в реке потемнела. Жгучая горечь заполнила древнее существо. Похоже, не просто так выбрала она эту реку.

Никогда Николай Григорьевич не поймает семгу. Никогда, потому что жить ему осталось пять минут и сорок шесть секунд… сорок пять… сорок четыре… сорок три…

И ничего нельзя поделать. Сердце. Надорванное работой, проблемами сердце не оставило старику ни одного шанса. «Я ведь ничего не решаю, не в моей это власти, - обреченно подумала Смерть, - я всего лишь прихожу и забираю жизнь – самое ценное в мире – чтобы не потерялась, чтобы возродилась когда-нибудь снова».

- Вот и я думаю, что доведется еще и семгу поймать, - сказал Николай Григорьевич, забрасывая удочку.

Со стороны создавалось впечатление, будто он попал крючком прямо в жадный рыбий рот – поплавок сразу ушел под воду. Николай Григорьевич подсек, потянул на себя.

И тут Смерть хитро улыбнулась и напряглась, сосредоточенно сощурив глаза и сжав губы.

Удочка перегнулась. Леска заходила из стороны в сторону. Николай Григорьевич едва не упал, с видимым усилием удерживая удилище в руках.

- Ох, Настенька, что же это? – с недоумением бормотал он, растеряно оглядываясь. – Что же это такое?

- Тащите, Николай Григорьевич, тащите! – отвечала та.

Леска, вихляясь, как пьяный по дороге в вытрезвитель, приближалась к берегу. В прозрачной воде блеснул немалый чешуйчатый бок. Река напряглась в последнем усилии и, не выдержав, отпустила свое. Огромная рыбина взлетела в воздух и, тяжело шлепнувшись к ногам рыболова, забилась на песке.

Николай Григорьевич смотрел на нее, открыв рот, и изумление на его лице медленно сменялось тихой, какой-то детской радостью.

- Это же семга… - счастливо выдохнул он. – Это же…

Три секунды… две… одна.

Так же, как и стоял, со счастливой улыбкой на губах, Николай Григорьевич схватился за сердце и медленно сполз на песок, рядом со своей последней и такой неожиданной добычей.

Смерть грустно смотрела на распростертое тело, на опрокинувшуюся банку с наживкой, на сорвавшуюся с крючка и неуклонно прыгающую к воде, трепыхаясь, маленькую плотвичку.

«Наверное, это и есть последний подарок смерти, - подумала она, - [/COLOR]маленькое делать большим, большое – огромным». После чего исчезла, оставив на песке умершего человека, с умершей, но исполненной мечтой.

[FreedyPinkman 164]

Два ангела, женщина, бегущая на работу, крутая лестница.

- Толкай, толкай, говорю!

- Лестница такая крутая, насмерть разобьётся ведь!

- Я подстрахую, только ногу сломает!

- Кошмар, ей же на работу, она уже три дня подряд опаздывает!

- Да, а теперь она еще и на больничном три недели минимум просидит. Её вообще уволят потом.

- Так нельзя, она без работы что делать будет, зарплата хорошая!

- Толкай говорю, потом всё объясню, толкай!

Те же ангелы, трасса, две женщины в служебной легковушке, большая скорость. Перед легковушкой — КАМАЗ, груженный бревнами.

- Кидай бревно, не тяни!

- Этим бревном убить можно, а если еще на скорости в лобовое попадет, они же погибнут, у них дети!

- Кидай, я отведу бревно, они только напугаются.

- Зачем так, зачем пугать?!

- Не время, потом объясню, после поворота плакат будет "Вас ждут дома!", они уже от испуга отойдут, привлеки их внимание к плакату, пусть остановятся.

- Плачут обе, домой звонят, жестоко как!

Корпоративная вечеринка. Два ангела, мужчина, на руке обручальное кольцо, девушка.

- Пусть еще выпьет.

- Хватит, он уже пьяный! Вон как он на неё смотрит!

- Ещё налей, пусть пьёт!

- У него дома жена, детей двое, он же ведь уже контроль потерял, девушку в гостиницу приглашает!

- Да, пусть, пусть она соглашается!

- Согласилась, уходят, просто ужас! Жена ведь узнает, разведутся!

- Да, ссоры не избежать! Так и задумано.

Закат, два ангела.

- Ну и работка, стресс сплошной!

- Ты же первый день на этом уровне? Это уровень такой, обучение стрессом, вы там на своем первом уровне книжками, да фильмами учите, а здесь те, кому книжки уже не помогают. Их приходится из привычной колеи стрессом выбивать, для того, чтобы остановились, задумались. Как живут, зачем живут.

Вот первая женщина, пока будет дома сидеть, с ногой сломанной, опять шить начнёт, и когда её уволят, у неё уже пять заказов будет, она даже не расстроится. Она в молодости так шила, загляденье! Она уже 10 лет откладывает свое увлечение, всё считает, что надо работать, что социальные гарантии важнее душевной гармонии и удовольствия от любимого дела. А шитьё ей доход ещё больше принесёт, только ещё и с удовольствием.

Из двух женщин, которые на трассе плакали, одна через неделю уволится, поймёт, что её место дома, с ребёнком, с мужем, а не в чужом городе, в гостиницах неделями жить. Она второго ребёнка родит, на психолога учиться пойдёт, они с вами на первом уровне сотрудничают.

- А измена, разве она может на пользу пойти?! Семья ведь разрушится!

- Семья? Семьи там нет давно! Жена забыла, что она женщина, муж пьёт вечерами, ругаются, детьми друг друга шантажируют. Это долгий процесс, больной, но каждый из них задумается, женщина книжки начнет ваши читать, поймет, что совсем про женственность забыла, научится с мужчиной по другому общаться.

- А семью получится сохранить?

- Шанс есть! Все будет от женщины зависеть!

- Ну и работка!

- Привыкнешь, зато результативно! Как выбьешь человека из зоны комфорта, так он и шевелиться начинает! Так большинство людей устроено!

- А если и это не помогает?

- Ещё третий уровень есть. Там потерями учат. Но это совсем другая история.

[Птах 3 984]

 

Лесь Подерв'янський. "Піздєц"   Дійові особи: Магарич, митець. Омелян Косопизд, митець. Харитон Уйобищенко, митець. Назар Сивуха, митець. Альфред Золупенко, митець. Люда, вагонна провідниця котру всі вищезгадані митці їбуть іноді по черзі, а іноді так. Гаврюша Обізянов, інженер. Степан Срака, главний інженер. Шльома Гомельский, науковець. Роже Городі, французський буржуазний націоналіст. Пророк Самуїл, старий жид. Дiя перша. На сцені стоїть товарний вагон. На дверях вагона напис E=MC^2. Трохи нище написано: "Ніщо нікуда не зникає і нізвідкіля не береться", підпис: Ломоносов. Ще нижче написана непристойна похабєнь. Двері старанно закриті і прикручені дротом, із-за дверей чути приглушені голоси. Перший голос. І от уявіть собі, - цей мудило уходить і ви залишаєтесь з нею удвох, а у вас в руках немає нічого крім старого дерев'яного корита. Другой голос. З цього місця, будь ласка, з подробицями, Альфреде Юхимович. Перший голос. Перш за все ви сците у корито. Третій голос. Воно ж диряве, Альфред Юхимович. Четвертий голос. Замовч, не пизди, слухай що розумна людина каже. Голос Альфреда Юхимовича. Повторяю ще один раз для тугодумів: ви сците в корито, шановний, а потім ставите її туди обома ногами. Другий голос (хрипко). Шо одєтую? Голос Альфреда Юхимовича. Звичайно ні, пан Сівуха, - голісіньку! Третій голос. Тю! Навіщо таку хуйню робить - та підійшов сзаду та засунув! Четвертий голос. От ти, Косопизд репаний, замість багато пиздіти учився б у старших людей. Третій голос. Та я єбу! Голос Альфреда Юхимовича. Спеціальне пояснення для дітєй природи - моча актівізіруєт ерогєнниє зони у женщіни на п'ятах. Голос Косопизда. Тю, яка іщо зона, блядь, когда вона і так мені кожну ніч сниться. Четвертий голос. Та не пизди, дай послухать! Голос Альфреда Юхимовича. Тантра, на хуй! Голос Назара Сивухи. Я вас прошу, не отвлєкайтєсь, шановний Альфреде Юхимович. Голос Альфреда Юхимовича. Я акцентірую ваше вніманіє, господа, - женщіна прі цьому пріходіт в состояніє статевого збудження. Голос Назара Сивухи. Як ви сказали, Альфреде Юхимович? Повторіть. Альфред Юхимович. "Статевого збудження", пизда очката. І саме в цю мить, господа, ви вказівним і безімянним пальцями намацуєте у неї подколєнну ямку і починаєте її лизати, весь час поднімаючись язиком все вище, вище і вище... П'ятий голос. І так до самої сраки! Га-га-га-га! В вагоні раздається тваринний регіт. Голос Альфреда Юхимовича. Саме в цю хвилину, мої друзі, до вас приходить довгожданна ерекція. Голос Назара Сивухи. А якщо не приходить, Альфреде Юхимович? Тода що робить? Голос Омеляна Косопизда. Тогда надо воду злівать! Входить Люда, вдягнута вагонною провідницею, в руках у Люди поднос із їжею. Вона разкручує дріт на дверях, відчиняє іх і зникає у темній пащі товарного вагону. Голос Омеляна Косопизда. Скількі тєбя ждать можно, курва! Голос Харитона Уйобищенки. Знов макарони, блядь! Голос Альфреда Юхимовича. А бацили шо нема? Голос Назара Сивухи. Та не чавкай, ти - чучундра! Голос Магарича (чавкає). Деякий час з вагону долинає тільки чавкання, стукіт алюмінєєвих ложок та репліка Омеляна Косопизда "Давай компот на хуй!". Трохи згодом ми чуємо хтивий голосок Назара Сивухи - "Люда, ти готовая?", та якесь таємниче шарудіння. За декілька хвилин Люда виходить з товарного вагону, держачи акуратно складені стойкою забруднені алюмінієві пуломиски. Вона поправляє зачіску, надіває формєний бєрєт і закручує двері на дріт. З товарного вагону чути, як хтось сито ригнув і веселий регіт. З усього видно, що його мешканцям живеться гарно і весело. Входять Гаврюша Обізянов і Степан Срака, поглиблені в свої інженерні папки і розрахунки. Вони зайобані і закомплексовані. Гаврюша Обізянов. По нашим даним, якщо будівництво не наєбнеться зараз - воно обов'язково наєбнеться в наступному кварталі. Степан Срака (налякано). І шо тогда будєт, Гаврюша? Гаврюша Обізянов (спльовує). Тюрма на хуй! Голос Альфреда Юхимовича. Так от, друзі мої, єслі с женщіной правильно обращаться, то она становітся уже не жєнщіной, а сімфонієй етого, как єго... Голос Магарича. Брамса! Голос Альфреда Юхимовича. В пизду Брамса! Ото пизданув, як в лужу перднув! З вагону знов чути як хтось сито ригнув, і голос Омеляна Косопизда - "Макарони блядь!" Степан Срака (пошепки). От дє кайф ловлять! Гаврюша Обізянов (до Люди). Хто там у тебе ? Люда. Митці. Гаврюша Обізянов. Які митці? Люда. Разні. Один з бородою, один бритий, ще два з вусами, а один очкарик - пацан єщьо. Степан Срака. І шо вони роблять? Люда. А макарони їдять! У суботу і неділю замість компота - кохве, горілку по святах. Гаврюша Обізянов. А бацила? Люда. Бацилу раньше давали, щас ні. Степан Срака (рішуче). От все одно - заєбісь жизнь! (До Люди). Відкривай, блядь! Люда. А може не треба - вони битись будуть! Степан Срака. Та одін хуй - раз живьом! Эх жизнь хуйовая! Степан Срака і Гаврюша Обізянов штурмом беруть вагон, але негайно отримують пизди і відкочуються назад. [Гаврюша щупає бланжа на морді: "Террористи хуєві!"] Степан Срака. Пустіть друзі! Ми більше не будемо! Голос Магарича. Тобі, я бачу, мало пизди получить, - ти ще хочеш шоб тебе в сраку виєбли! Закрий двері - бздить! Степан Срака. Хлопці, єбіть куди хочете, тіки пустіть - парашу буду виносить, бля буду! Голос Харитона Уйобищенки. А шо, можна пустить, хлопці - воно, інженер, як цуценята - скавучить, то так весело робиться, а набридне - придушим та й викинем к хуям! Альфред Залупенко. Правильно, хлопці - нехай лізе. Омелян Косопизд. Чєловєк чєловєку - друг, товарищ і брат. Гаврюша Обізянов і Степан Срака залазять до товарного вагону і зникають в пітьмі. Люда знову закриває двері на дріт. Голос Магарича. А ти, курва, як ще кого-небудь пустиш - я тобі гланди через сраку вирву! Люда уходить, подзенькуючи [пустим] посудом. Голос Альфреда Юхимовича. На чьом ми зупинились, господа? Назар Сивуха. На сімфонії Бpамса. Альфред Юхимович. В пизду [того] Брамса! Ви, пане Сивуха, краще слухайте уважно і занотовуйте до цитатника, бо ви ніхуя іще жизні не знаєте! От вчора, після вечері, вам звонила якась лярва - мов так і так, кидай усе - приїзджай їбати! Так шо ви зробили? Весь затрусилися мов скажений і давай у двері гупати, [мало окуляри не побили!] Так добре, що у меня шприц всєгда наготовє. От ви, Косопизде. От щоб ви зробили на місті пана Сивухи? Голос Омеляна Косопизда. Та я б її вбив! Альфред Юхимович. Чули, пан Сивуха? Шо неясно? Степан Срака (запопадливо). А шо у вас в ампулах до шприца? Альфред Юхимович (демонстрірує свою комунікабельность). Чом не сказати? Скажу: в одній ампулі - сімянна витяжка бобра, в другій - всячєскіе імунодєпрєссанти. Степан Срака (у захваті). Яки люди! Гаврюша, які люди! А ми цілу жизнь їбемось як кроти, як та мушка ми літаєм. До вагону кілька хвилин тому підійшов Шльома Гомельский - науковець, і з цікавістю прислуховується до бєсєди, яка плавно тече в своєму звичайному руслі. Альфред Юхимович. Або увізміть таку штуку як танці. Щас кожен мудак сам по собі танцює, руками й ногами махає, спотіє весь, а в нагороду хіба що запалення легенів схопить. Між тим, чоловічий піт - то ценна сировина. Тож, замість руками махать, візьми платок та зажми його під пахвою і так танцюй, щоб добре потом просяк. Голос Магарича. Ги-ги! Ото нєхуйово! Альфред Юхимович. Як хорошо просякне - зараз їм тьолці мармизу витри і считай дєло в шляпе. Голос Косопизда. Тю! А ця хуйня навіщо? Альфред Юхимович. Вона раз нюхне і їй піздец! Від ерогенних зон носа імпульс іде до статевого центру збудження. Тільки і роботи, що до кущів дотягти! По очкастому і веснянкуватому обличчі Шльоми [Гомєльского, який припав вухом до вагону] обільно тєкут сльози і слюні. Шльома (крізь сльози щастя). Хлопці, пустіть. Голос Альфреда Юхимовича. Іди в лабораторію, жидок, тут своїх вже до хуя! Шльома Гомєльский (вражений такою проникливістю). Звідки ви знаєте, дядя? Альфред Юхимович. Я зняю, бо я жизнь прожил! Пиздуй, тобі кандидатську їбошить надо! Шльома Гомєльский (схлюпує). Єбав я ту кандидатську! Альфред Юхимович. Ти шо, пизда, не хочеш 150 карбованців получать?! Нє, ви бачили таке? Совсєм оборзєл пацан. Шльома плаче. Його ридання гнітуче діють на сидячих у вагоні. Вони зловісно мовчать. Омелян Косопизд (жорстоко). Нічого, нехай поплаче, потім піде собі обрєзаніе зробить, мацою зажре та буде банкувать [як у теплій сраці]. Альфред Юхимович. Ти не гуманіст, Омелян. Магарич. А шо, може візьмем жидка? Харитон Уйобищенко. Та, мені шо? Нехай лізе... [Якщо не буде бздіть, нехай лізе - мені шо?] Косопизд. Пайка зменьшиться! Назар Сивуха. Жиди - то такі хітросракі... Заждіть, вони не тільки шо макарони, - вони й сайри дістануть! Альфред Юхимович. Сайра хай вас не їбе, пан Сивуха, - вам її все одно не їсти. (До Шльоми) Давай, жидок, розкручуй дрота і йди сюди - ми тобі посвящєніе в митці зробимо. Шльома відкручує дрота і залазить до вагона, де його відразу ж починають пиздити любителі цієї справи: Магарич, Омелян Косопизд і Харитон Уйобищенко. Гаврюша Обізянов. Надо двері якось закрутить - це ж не богадельня, шо вони все лізуть і лізуть! Альфред Юхимович. Та нехай, Люда обід принесе та й закрутить. Входить Роже Городі - французський буржуазний націоналіст. Він у шикарному фланелевому костюмі з гарним капелюхом на голові. Роже Городі (стука по вагону). Вилазь, хлопці, - свобода прийшла! У вагоні мовчання. Роже Городі. Хорош хнюпитись, хлопці, на волі хорошо - пташки, жито, квіточки, дівчата, шо хочеш - те й малюй, всіх куди хочеш - туди й посилай! Степан Срака (пошепки). Явна провокація, хлопці, - ми виліземо, а він хвисть і сам залізе та й буде макарони один за всіх наябувать! Альфред Юхимович. (до Роже Городі) А бацилу даватимуть? Роже Городі. Нє. Бацила тільки в Бога і в начальства! Магарич. Ну то іди к хуям звідси! Омелян Косопизд. Нас агітіровать на хуй! Ми самі кого хочешь загітіруєм! З вагона вилітає камінюка і збиває з Роже Городі капелюх. Роже Городі палахливо тікає. Входить якийсь дідуган з довгими пейсами, одягнутий в лапсірдака, поверх лапсірдака у нього яскрава кацавейка залізничних робітників, в руках у нього кувалда і лом. Голос Магарича. Діду, закрутіть дрота [на хуй], бо дме [сквозить дуже]! Дід мовчки закручує вагона на дріт і починає кувалдою методично вибивати утюги, завдяки котрим вагон стоїть на місці. Голос Харитона Уйобищенки. Дєдушка пацаватий, ото воно йому надо отак їбошить! Магарич. Амбальний дідусь. Мабуть і хуй ще стоїть! Стоїть хуй, діду? Дід (продовжує роботу). Стоїть, синку, - дай тобі боже щоб в тебе так стояло! Омелян Косопизд. Ого, ні хуя сєбє, дєдушка борзєєт! А як звать тєбя? Дід (продовжує роботу). Як звать? А Самуїлом. Харитон Уйобищенко. Тоже жид, значить. Жидів розвелось, я їбу! Самуїл (продовжує роботу). Да, багато жидів. Омелян Косопизд. У нас тут тоже єсть. Назар Сивуха. Ги! Самуїл. Може ти пророк Самуїл? Самуїл (просто). Да, я - пророк Самуїл. Альфред Юхимович. Ха! [Ото нєхуйово!] А ну пророки шо з нами буде! Пророк Самуїл. А шо буде? Нічого не буде - Піздєц буде!!! З цими словами Самуїл вибиває останній утюг, вагон зривається з місця і швидко зникає з очей. Входить Люда. В руках у неї пуломиски з макаронами і компотом. Люда завмирає на місці. Люда. А де ж вагон? Де хлопці? Пророк Самуїл. Гдє, гдє - в піздє! Смотрєть надо! У цю ж мить з того боку, куди уїхав вагон, роздається страшний вибух. Люда роняє пуломиски [та застигає на місці]. Пророк Самуїл. Какая ви нєрвная - я єбу! Завіса

[FreedyPinkman 164]

Страшилка из 90-х

В девяностые мы с корешом тырили цветмет по заброшенным воинским частям Подмосковья и сдавали скупщикам. Тем и жили. Семьи-то кормить надо?

Не подумайте плохого — дербанили, действительно, только заброшенное, оставленное. Даже «консервы» не трогали, хотя там улов всяко был бы богаче. Наша тогдашняя фишечка — собирали инфу про «секретки», куда, зачастую, даже дороги обычной не прокладывали, только подземную узкоколейку. Ну и площадка для вертолётов могла быть, замаскированная от спутников. Да, такие части реально существовали. И сейчас, наверное, существуют.

Подгоняли поближе видавший виды «уазик», прятали, брали инструмент, рюкзаки и шли до места назначения. Там раздирали и выпиливали что могли, в основном, конечно, медь, олово, латунь и прочие технические сплавы. Серебро тоже попадалось. Ну, пару раз набирали немного золотишка и палладия. Редкое и опасное везение, которое едва не вышло нам боком — время тогда было дикое, бандитское... Впрочем, это отдельная история.

Так вот. На ту часть навели нас грибники. Характерные признаки — антенная вышка, хитрая колючка под шаговое напряжение, все дела. Разные грибники, рыбаки и прочие такие и раньше наводили — а мы в долгу не оставались. Грибники, лесники, охотники... Они нам инфу про «секретки» и сливали. А мы всегда делились с продаж. Пусть и небольшой копеечкой, но никого не забывали. Вот и про нас всегда помнили и выводили нас на места. Ну, те, кто сам не рисковал за колючку лезть — или же, наоборот, уже обжигался на подобных попытках и понимал, что не всё так просто.

Ну, значит, подъехали, сверились с картой, загнали транспорт поглубже в лес, заставили ветками. И колею тоже зачистили, на всякий случай. Дошли быстро — лес оказался довольно серьёзный, но не чаща. И расстояние небольшое — с полкилометра где-то. Нормально. Тем более, что погода стояла хорошая, бабье лето в том году вышло даже получше настоящего.

Колючка, конечно, была обесточена, но мы на всякий случай проверили специальными щупами перед тем как приблизиться и резать проход. Вели себя тихо — мало ли что... И очень правильно, как скоро выяснилось.

У таких частей основные объёмы, конечно, всегда землёй. Но мы вниз старались не заглядывать — ниже обычно тоннель и прилегающие служебные помещения, а это всё перед ликвидацией части или подрывали, или консервировали. Могли и заминировать, наверное, от особо любопытных. Не хотелось выяснять.

Прошли ангары, казармы — всё оказалось нетронутым. Даже алюминиевая посуда в столовой и та на месте! Алюминий, конечно, котировался существенно дешевле меди, но и одни эти ложки-вилки в товарном количестве наш рейд окупали. Однако, нас всё же больше интересовали наружние КП и рубки с аппаратурой, трансформаторные будки и гаражи. Поэтому мы рюкзаки набивать не стали, а пошли дальше.

Потом-то, разбирая полёты, мы с Вованом сильно удивлялись, отчего не почувствовали неладное. Вроде мужики опытные и осторожные — а словно бы зачаровал кто. С одной стороны, конечно, всё выглядело так, как и должно: часть обесточена, двери нараспашку, стёкла кое-где побиты, дорожки травой начали зарастать... С другой — посуда в столовой как новенькая, половники на крюках слегка покачиваются... Там, конечно, сквозняки гуляли. Но если сквозняки — откуда запахи? Пахло чем-то съестным, типа вяленого мяса. Вован тоже почуял. А мы лишь пошутили по этому поводу, вместо того, чтобы застрематься и свалить по-быстрому. Опять же, пол чистый, все столы и лавки чистые, расставлены правильно... Дураку понятно — если часть брошена хотя бы пару недель назад, всё уже должно быть в пыли и разводах. А если её оставили совсем недавно — почему дорожки заросшие, почему так много битых окон? Несостыковочка...

И ещё — там не было агитации. То есть, совсем. Ни плакатов, ни панно, ни бюстов Ленина, ни даже флагштоков на плацу. Такие части, «секретки», они, конечно, маскировались от глаз из космоса — газоны там никто не стриг, на территории всегда большие деревья, сосны обычно... Вся архитектура под пионерлагерь сделана или под лесничество. Даже антенная вышка на молниеотвод похожа и с флюгером каким-нибудь. Но вот все эти «Слава КПСС» «Наша Родина — СССР» и прочие подобные выражения присутствовали обязательно. Или мозаика, или кирпичём в стене выложенные, или хотя бы краской по бетону. А тут — ничего. Должно было это нас насторожить?.. Должно. Но почему-то внимания тогда не обратили.

В общем, прошли внешнюю зону, вышли к блоку с рубками. Там, соответственно, вторая колючка, подстанция, все дела. А где подстанция — там трансформаторы и медь. Их из оставленных частей никогда не вывозили, могли только такие, как мы, распотрошить. Но в данном случае всё было нетронутое, строго нулевое. А это значит — центнер меди, самое меньшее. По тем ценам — за одну эту медь мы бы на руки получили около полусотни долларов на двоих. Ну а в те времена пятьдесят «зелёных» — годовая зарплата бюджетника. Делайте выводы, что называется.

И тут, значит, Вован говорит, что фонарик в столовой забыл. Я свой вытаскиваю — а он почти не светит, батарейка села, просроченная, похоже, оказалась; такие тогда часто продавали под видом новых. А в трансформаторной будке без фонаря копаться крайне неудобно, даже если солнечный день на дворе и все дверцы и заслонки поснимать. Возвращаться не хотелось, но мы всё же решили вернуться. Скорее всего, это решение спасло нам жизнь. Вован сначала сам сбегать хотел, но у нас был принцип — во время работы не разделяться. Просто принцип, дитя горького опыта. Никакой тревоги мы не ощущали, вот честно. Солнечно, птички поют, кузнечики в траве скачут...

Вернулись в столовую. Поднялись на второй этаж, где Вован фонарик и забыл. Фонарик там так и лежал, на столе у двери в кладовку. Вован его взял, проверил — нормально работает, всё в порядке — убрал в карман и подошёл к окну.

Я потом его спрашивал — а чего это он вдруг решил в то окно выглянуть?.. Он так ничего внятного ответить и не сумел. Вроде и не близко то окно было, и ничего интересного мы в него увидеть не могли. Стёкла в том окне отсутствовали полностью, даже осколки почти не торчали. Так или иначе, сунул Вован свой фонарик в карман, подошёл к этому окну и выглянул в него. Даже рот уже открыл — наверное, сказать что-то собирался или плюнуть туда. Но так и застыл с открытом ртом...

Ну я, понятное дело, тоже подошёл и глянул в то окно.

Там, под окном, помойка была. Стояли мусорные контейнеры, блестящие — значит, титановые, в секретных частях иногда такие попадались. Я обрадовался — резать титан тяжело, но игра свеч стоила, титан скупали дороже алюминия. А тут его сотни килограмм. Только собрался Вована по плечу хлопнуть и что-то радостное сказать по этому поводу, как заметил ещё кое-что.

Во-первых, в контейнерах были кости, много. Доверху, практически, насыпаны. Свежие совсем — с тёмно-красными ошмётками мяса, мухи над ними кружатся... Уже стрёмно, в брошенной-то части. А тут ещё пригляделся — вижу, рёбра там, грудная клетка характерная, дальше череп...

ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ череп. Стопудово. И кости тоже — человеческие. Свежие совсем.

Я даже испугаться не успел — потому что другого испугался. Того, что до сих пор снится и мне, и Вовану в кошмарных снах.

У контейнеров стоял мужик без глаз и без рук. Худющий, с голым торсом — а может, он и весь голый был, его низ контейнеры закрывали. Руки у него отсутствовали по плечи, культи в шрамах и струпьях, глазницы чёрные от засохшей крови. А на плечах у него сидел... Даже не знаю, кто. И знать не хочу, вот нисколечки.

Я сначала подумал, что это обезьяна. Небольшой шимпанзе, которого зачем-то нарядили в китель и галифе. Но это была не обезьяна, кто-то другой. Больше похожий на человека. Только вместо ног у него тоже росли руки, короткие и очень мощные. И шерсти этого существа не было. Оно сидело у слепого мужика на плечах, взявшись этими своими ногами-руками за его шею. Крепко взявшись, очень крепко. Сидело и копалось в том, что было насыпано в контейнеры. Доставало оттуда кости, обсасывало и обгладывало их, а затем швыряло на землю. Доедало объедки, так сказать.

Нет, это был не человек. Не ребёнок, не инвалид-уродец и совершенно точно никакая не обезьяна. Оно копалось в баке, периодически сжимая своими задними руками шею безглазого ещё сильнее — так, чтобы тот больше наклонился к баку с объедками; он послушно наклонялся. Удовлетворённо похрюкивая, существо вытаскивало из бака кости, грызло их, бросало... Мы с Вованом наблюдали за ним, как завороженные. Я видел, как оно достало из кармана кителя носовой платок и вытерло им пот со лба. Затем сложило и убрало обратно. Китель был с погонами прапорщика — что, наверное, может показаться смешным. Но ни тогда, ни потом мы с Вованом не посчитали это забавным. Нам было безумно, отчаянно страшно.

Оно было в парадном мундире, понимаете?.. В мундире с погонами прапорщика. Каждый погон со спичечный коробок, наверное. Под мундиром гимнастёрка. На ногах короткие штаны-галифе, из их штанин высовывались огромные, длинные и мощные ладони, которыми это существо очень плотно держалось за шею слепого. Эти ладони были длиной немногим меньше остальной части его ног. Оно вообще очень плотное и толстое было, это существо. Большая круглая голова, тугой загривок, под кителем складки жира перекатываются. И зубастый рот — до ушей, как у Буратино.

Собственно, мы не видели его лица — если у него вообще было лицо. Мы смотрели на него сверху и немного сбоку. Я помню загривок, маленькое розовое ухо и доходящий почти до этого уха край безгубого рта. Когда оно его открывало, там были видны большие жёлтые зубы, как у лошади или осла. Между нами было ну, метров двадцать всего. Мы потом с Вованом сравнивали, кто что видел — всё сошлось. Ничего нам не приглючилось, помним одно и то же.

Тут, значит, пискнуло что-то или скрипнуло неподалёку. Существо насторожилось, бросило кость и принялось то ли прислушиваться, то ли принюхиваться. Вован хотел отшагнуть от окна, но я присел и его вниз потянул. Он понял, пригнулся и мы очень тихо, на карачках, от окна немного отползли. Встали и также тихо, стараясь ничем не греметь и даже дышать пореже, двинули к выходу. Ну а там уже рванули к нашему проходу со всей мочи. Мчались, как угорелые, не разбирая дороги, как зайцы полоумные. Добежали до «уазика», Вован завёл его и газовал до самой автострады. Отпустило нас только там — ну, когда других людей увидели, машины и всё такое прочее.

Вечером нажрались водки и кое-как смогли увиденное обсудить. Конечно, улепётывать так, как мы драпали, было глупо — шумно, да и можно было споткнуться, ногу потянуть или даже сломать. Тем более, что мы и по лесу бежали почти не сбавив скорости. И ведь оружие у нас с собой было — ну, как оружие, военные ракетницы десятого калибра. Тогда они свободно продавались. Конечно, это не пистолет, но если из такой в человека попасть с нескольких метров — умрёт, причём умирать будет мучительно и страшно.

Только вот та тварь — она человеком не была, хотя и носила мундир. И ни я, ни Вован когда на неё пялились, даже и не вспомнили ни о каких ракетницах. Правильно, конечно — очень сомневаюсь, что в случае чего ракетницы бы нам помогли. Да и пулемёт бы не помог, наверное. Думаю, если бы мы ту тварь вовремя не заметили и не сбежали бы оттуда — она бы из нас сделала таких же, как тот безрукий слепец, на котором она ездила.

Что потом? Да почти ничего. Впрочем, это ещё как посмотреть. Когда мы с Вованом встретили тех двоих, что нас на ту часть навели, они очень удивились. Удивились и испугались. Ну, у нас для того случая уже была отдельная легенда заготовлена. Дескать, так туда и не доехали — типа, собрались, но тут машина сломалась, затем Вован ногу потянул, затем ещё что-то... А мы, как все такого рода мародёры-добытчики, люди суеверные — решили что плохая примета, когда препятствия вот так подряд собираются. Поэтому, типа, извините, спасибо за наводку, но это не наше. Идите туда сами или ещё кого попробуйте под это дело подписать. А мы пас.

Они поверили — или сделали вид, что поверили. Про долю за наводку даже не заикнулись. А мы сделали вид, что поверили им, что они поверили. На том и разошлись.

Ну а что ещё оставалось? Интернета в нашей стране тогда не было, чтобы на всяких форумах и в социальных сетях предупреждения писать. В милицию сообщить? Это совсем смешно. Как-то этих мутных грибников-наводчиков наказать? А за что, собственно, да и как? То есть, как — придумать было можно, но это получилась бы отдельная затратная эпопея с непредсказуемым финалом. Так что в этом направлении мы тоже не стали дёргаться.

Через несколько лет я рассказал эту историю одной знающей бабке. Она сразу спросила, не взяли ли мы из той части чего-нибудь. Мы не взяли — вообще ничего, просто не успели. О чём я бабке и сообщил. Она покачала головой и заявила, что если бы взяли — нас бы выследили и утащили. Кто выследил бы и утащил — не пояснила.

Но я полагаю, что знаю, о ком речь. Это черти были, самые настоящие. А та воинская часть — выход из ада на поверхность. Филиал ада на земле, так сказать, или что-то вроде приёмного покоя. Может быть, там действительно заброшенная «секретка» была, просто черти её под себя приспособили. А может быть, они с самого начала так маскировались. Ну а когда мы с Вованом туда забрели, главные черти в отлучке были. Остался лишь один мелкий бес, котого они держали в самом низу и который их объедками перебивался. Поэтому нам и удалось ускользнуть.

А «грибники»... Ну, может, они души продали, или какой-то особенный процент с отправленных к тем чертям имели. Не знаю.

Глупая версия?.. А что ещё это могло быть? Я никогда не забуду ту тварь, оседлавшую безрукого слепца. Вован как-то сказал, что надо было, всё-таки, хотя бы в слепца пальнуть — как ни страшно умирать от пылающей в тебе ракеты, а ему жить по-любому страшнее было. Ну, не знаю, не знаю... Содеянного всё равно уже не исправишь.

Нет, ну правда, а что ещё это могло быть?.. Зубастое, коренастое, ростом с двухлетнего ребёнка, с огромными ладонями вместо ступней, в сшитом ровно для него мундире прапорщика и верхом на слепом голом человеке с оторванными руками? И грызущее человеческие кости — которыми, как свиными или коровьими, были набиты мусорные баки? Нет, ну что, в самом деле?.. Что?.